Михаил васильевич нестеров
Абастуманский храм произвёл большое впечатление на современников, однако сам Нестеров был недоволен своей работой. Видение отроку Варфоломею. Еще не совсем опустившийся, но уже сильно и тяжело пьющий.
Оно вдохновлялось идеей о православии как движущей силе отечественной истории. Христианское мироощущение Нестерова, его любовь к России определяются во многом атмосферой семьи, в которой он вырос.
Нестеров родился в глубоко патриархальной, традиционно религиозной купеческой семье, в Уфе, в предгорьях Урала. Он принадлежал к старинному купеческому роду. Он получил вольную, учился в семинарии, затем записался в купеческую гильдию и 20 лет служил уфимским городским головой. Отец Нестерова славился в городе щепетильной честностью и был уважаем до такой степени, что все новые губернаторы и архиереи считали своим долгом делать ему визиты, чтобы представиться.
А он принимал не всех. В доме царила мать, Мария Михайловна, умная, волевая. Близость с родителями сохранилась у Нестерова до конца их дней. В каждый свой приезд в Уфу он вел с ними, особенно с матерью, долгие задушевные разговоры, а разлучаясь, писал подробные письма о своих творческих успехах и неудачах, неизменно находя понимание и сочувствие.
По семейной легенде, Нестеров выжил благодаря чудесному вмешательству святого. Младенец был "не жилец".
Его лечили суровыми народными средствами: клали в горячую печь, держали в снегу на морозе. Однажды матери, как говорил Нестеров, показалось, что он "отдал Богу душу". Ребенка, по обычаю, обрядили, положили под образа с небольшой финифтяной иконкой Тихона Задонского на груди и поехали на кладбище заказывать могилку. Мать радостно поблагодарила Бога, приписав мое Воскресение заступничеству Тихона Задонского, который, как и Сергий Радонежский, пользовался у нас в семье особой любовью и почитанием.
Оба угодника были нам близки, входили, так сказать, в обиход нашей духовной жизни". Жизнь в городе была спокойной и неторопливой. Уфа, вспоминал Нестеров, "несмотря на все усилия цивилизации По ней нетрудно представить себе сибирские города и городки. Начиная с обывателей, закутанных с ног до головы, ездящих гуськом на кошевках, и кончая сильными сорокаградусными морозами, яркими звездами, которые в морозные ночи будто играют на небе, им словно тоже холодно и они прячутся Единственное, к чему он в детстве проявляет настоящий интерес, не считая многочисленных шалостей и озорства, это рисование.
Ум и чуткость родителей проявились в том, что они согласились с советами учителей, подметивших художественные способности мальчика, и, несмотря на то, что в Уфе к художникам относились как к неудачникам, людям третьего сорта, предложили ему поступить в Московское училище живописи, ваяния и зодчества.
Из учителей наибольшее влияние на Нестерова оказал Василий Перов. Его искусство не отличалось высоким качеством рисунка или колорита, - оно волновало начинающего художника умением проникнуть в человеческую душу.
Нестеров не может на первых порах определить свой собственный путь. Он мечется, неудовлетворенный собой, и даже оставляет училище и поступает в Академию художеств в Петербурге. Но там он остро чувствует рутинность традиционного преподавания. Правда, в академии в это время работает замечательный педагог П. Чистяков, но Нестерову не по душе его система: с шутками и прибаутками Чистяков учит серьезным профессиональным навыкам.
Молодому же Нестерову хотелось, подобно Перову, заботиться не о колорите, рисунке или фактуре живописи, а задеть за сердце зрителя, пробудить его ум. Серьезное изучение вопросов техники казалось в те времена недостойным передового художника.
Лишь первая и самая истинная, как считал Нестеров, любовь и потрясение от смерти молодой жены совершают в нем психологический и творческий переворот.
Он находит, наконец, свою тему и свой художественный почерк. Это была любовь с первого взгляда. Он встретил юную девушку - Марию Ивановну Мартыновскую - на летних каникулах в Уфе. Дочь Нестерова О. Шретер писала о своей матери: "Первый весенний цветок с его тонким ароматом. Никакого внешнего блеска. Потому-то так нелегко объяснить исключительное чувство к ней отца.
Почти через шестьдесят лет вспоминал он о нем как о чем-то светлом, поэтичном, неповторимом". Была она крайне впечатлительна, нервна, несмотря на простоту и бедность, по-своему горда Над всеми чувствами доминировала особая потребность не только быть любимой, но любить самой безгранично, страстно, не считаясь даже с условностями того далекого времени. Родители Нестерова были против их брака.
Нестеров уехал в Петербург зарабатывать звание свободного художника и тяжело там заболел, а Мария Ивановна в весеннюю распутицу на лошадях из Уфы бросилась его выхаживать. Они обвенчались без благословения родителей. Через год родилась дочь Ольга, и этот день, по словам Нестерова, и был самым счастливым днем его жизни.
Но через сутки после родов Маша умерла. Горе было невыносимым. Нестеров пытался изжить его, воскрешая любимые черты на бумаге и холсте. Он писал и рисовал портреты жены, и ему казалось, что она продолжает быть с ним, что души их неразлучны.
Он написал ее портрет в подвенечном платье, вспоминая, какой цветущей, стройной, сияющей внутренним светом она была в день свадьбы. Не расставался он с дорогим образом и расписывая Владимирский собор. Свыше двадцати двух лет своей жизни Нестеров отдал церковным росписям и иконам.
Все началось с того, что его картина "Видение отроку Варфоломею" понравилась Виктору Васнецову. Имя этого художника в то время гремело: он расписывал с помощниками Владимирский собор в Киеве, задуманный как памятник национальной истории, веры и неорусского стиля. Предстояло не только "сложить живописную эпопею" в честь князя Владимира, но и создать целый пантеон подвижников веры, русской культуры и истории.
Здесь были князья - защитники Руси от половцев, татар и немцев - Андрей Боголюбский, Михаил Черниговский, Александр Невский, подвижники просвещения - Нестор Летописец, иконописец Алимпий и другие. Русские христианские образы соединялись с общечеловеческими.
Нестеров принял предложение Васнецова работать во Владимирском соборе. Его манила задача создания современной монументальной живописи, некогда достигшей высот в творениях древних мастеров, а затем, в XIX веке, превратившейся в официозное богомазание. Влекла к себе молодого художника и личность Васнецова, с работами которого Нестеров уже был знаком. Доходили слухи, что Васнецов творит чудеса во Владимирском соборе.
Нестеров писал: "Там мечта живет о "русском Ренессансе", о возрождении давно забытого дивного искусства "Дионисиев", "Андреев Рублевых". Эта мечта и позвала Нестерова в Киев. Нестерову нравился реализм и историзм Васнецова, о его святых он говорил с восхищением: "Вот как живые стоят".
Пленяла его и декоративная красота храма. Испытав обольщение религиозными росписями Васнецова, Нестеров на первых порах начинает подражать им, но затем спохватывается и находит свой собственный язык. Помогает ему в этом поездка в Италию, совершённая ради изучения византийского искусства.
По сравнению с росписями Васнецова, полными в изображениях святых энергии и мужества, нестеровские более лиричны. Они еще более приближаются к стилю модерн декоративной уплощенностью композиции, рафинированностью и бесплотностью образов, утонченностью серебристого колорита. Источником нестеровской образности и в церковных работах остается живая жизнь. В многочисленных натурных эскизах он прорабатывает детали композиции, человеческую фигуру, лицо.
Еще дальше по пути сближения со стилистикой модерна Нестеров идет в росписях для храма Александра Невского в Абастумани в Грузии. Здесь художнику предоставлялась полная творческая свобода.
Заказчик работы - наследник русского престола цесаревич Георгий одобрил эскизы Нестерова и выразил пожелание, чтобы он познакомился с образцами росписей в знаменитых храмах Кавказа. Нестеров изучил фрески и мозаики Гелатского монастыря, храма в Мцхете, Сафарского монастыря, Сионского собора в Тифлисе, но не считал нужным подражать увиденному, хотя оно и произвело на него сильное впечатление. Лишь эффект нежного сияния красок, подсмотренный в храме селения Зарзма, попытался сохранить в своих росписях.
Храм весь был покрыт фресками. Они сияли, переливались самоцветными камнями, то синими, то розовыми или янтарными", - так он вспоминал о росписях в этой церкви. Декоративная стилизация форм и линий, их ритмическая перекличка, интерес к орнаменту превращали росписи Нестерова в декоративные панно в стиле модерн.
Нестеров не был удовлетворен своими росписями абастуманского храма, так же как и росписями в Новой Чартории. Более значительными представлялись ему его монументальные росписи в церкви Марфо-Мариинской обители в Москве, построенной архитектором Щусевым по заказу великой княгини Елизаветы Федоровны. Архитектор построил церковь Покрова в стиле старой новгородско-псковской архитектуры. Нестеров не захотел стилизовать свои росписи под древние новгородские фрески, хотя они тогда только что были расчищены от старых записей и вызывали восторг художников своей монументальной мощью.
Только в образах, выполненных для иконостаса, он использовал лаконизм линий и обобщенность силуэтов церковных первоисточников. Основные же росписи он выполнил, опираясь на конкретные зрительные впечатления. В Италии он пишет этюды для сюжета "Христос у Марфы и Марии" и сохраняет в росписи импрессионистическую многоцветность, синие и лиловые тени весны - краски новые в церковных росписях. Свойственное мне, быть может, пантеистическое религиозное ощущение на стенах храмов, более того, в образах иконостасов для меня неосуществимо.
Решение отказаться от церковной живописи медленно созревало Самооценка Нестеровым собственной церковной живописи, упомянутая на предыдущей странице, представляется слишком суровой. Художнику удалось внести в нее и новое, поэтическое мироощущение и новый стиль, новые краски.
Но Нестеров был не монументалистом по характеру своего дарования, а лириком. И, как ни странно, в их создании помогает город минаретов, старая добрая Уфа. Художник пишет: «Вот уже прошла неделя, как я в Уфе, которая, несмотря на все усилия цивилизации, все та же немудреная, занесенная снегом, полуазиатская… По ней нетрудно представить себе сибирские города и городки. Начиная с обывателей, закутанных с ног до головы, ездящих гуськом в кошевках, и кончая сильными сорокаградусными морозами, яркими звездами, которые в морозные ночи будто играют на небе; им словно тоже холодно, и они прячутся».
В году, во время одного из посещений своей родины, Нестеров делает предложение Марии Мартыновской. Девушка согласна. Правда, противятся родители художника, но для Михаила Васильевича это не проблема. Ему уже 23 года, он немало видел горя и только что ему присвоили звание свободного художника.
Впрочем, судьба решила, что именно горя было мало. В том же году Михаил Нестеров венчается, а уже на следующий год Мария Ивановна, не перенеся роды, умирает. Оставив дочь Оленьку. После смерти любимой супруги Нестеров переключается на женские образы. И все они, фактически, изображают Машу, счастье с которой длилось только один год. Особенно впечатляет «Христова невеста». Этих «Невест», вообще говоря, было несколько.
Первую Михаил Васильевич написал практически сразу же после трагедии, в году. А последнюю — в В году Михаил Нестеров пишет «Пустынника». Старик, полностью отказавшийся от мирских радостей, неспешно бредет вдоль застывшего водоема.
Все вокруг оцепеневшее, тихое, невзрачное и сокровенное. В этой работе зрителю впервые открылась знаменитая нестеровская Россия.
И ее же — первую — купил у Нестерова Павел Третьяков. Радости Михаила Васильевича не было предела: «Павел Михайлович приехал неожиданно… Пробыл около часу… и неожиданно, вставая, спросил, не могу ли я уступить вещь для галереи? Заодно наступило признание отца живописца. Тот сразу сказал, что не согласится считать его «готовым художником», пока работы сына не станет покупать великий коллекционер. Третьяков не поскупился, и на полученные от него деньги Михаил Васильевич отправляется в свое первое заграничное путешествие.
Он в восторге и от европейской природы. Но в ней живописцу тоже видится Россия. Доходит до абсурда. Первые наброски одной из самых русских нестеровских работ — «Видение отроку Варфоломею» были сделаны художником на Капри. Оно открыло серию полотен, посвященных Сергию Радонежскому. А Нестеров считал его лучшей своей работой. Вообще говоря, в это время — в первую очередь, под воздействием смерти жены — произошел очень резкий скачок в творчестве живописца.
Вчерашний школяр сразу сделался мэтром. Он в это время руководит росписями Владимирского собора в Киеве. Прахов сразу понимает: ему нужен именно этот художник. И приглашает Нестерова расписывать храм. Правда, для Михаила Васильевича все не столь очевидно. Слишком уж неожиданное предложение. Он долго колеблется, но потом все-таки соглашается. И вновь отправляется в европейское путешествие. На этот раз у него есть вполне определенная цель — изучать росписи византийских храмов.
Результат превзошел ожидания. Особенно поразило современников изображение святых на фоне природы. И художник получает новое предложение — расписать дворцовую церковь Александра Невского в грузинском поселке Абастумани. Заказчик — цесаревич Георгий, младший брат императора. А в году от руки террориста погибает великий князь Сергей Александрович.
В память о нем вдова, великая княгиня Елизавета Федоровна открывает в Замоскворечье Марфо-Мариинскую обитель. Расписывать главный храм приглашают хорошо знакомого художника Нестерова.
Михаил Васильевич писал об этой церкви: «Храм Покрова — лучший из современных сооружений Москвы, могущий при иных условиях иметь помимо прямого назначения для прихода назначение художественно-воспитательное для всей Москвы». Он и вправду ставил перед собой цели в некотором роде просветительские. Та же толпа верующих, более простолюдинов, мужчин и женщин, детей, идет, ищет пути к спасению… Фоном для толпы, ищущей правды, должен быть характерный русский пейзаж, лучше весенний, когда в таком множестве народ по дорогам и весям шел, тянулся к монастырям, где искал себе помощи, разгадки своим сомнениям и где сотни лет находил их, или казалось ему, что он находил».
Церковные росписи и живописные полотна соединялись у Михаила Васильевича в единый жизненный сюжет. В повседневной жизни Нестеров был ироничным, язвительным, очень строгим по отношению к коллегам. Вот его отзыв об архитекторе Клейне и его Музее на Волхонке:. Но если что западет в душу — не стеснялся выразить восторг.
Писал, например, о триумфе Шаляпина в роли Ивана Грозного: «Что-то случилось. Напряжение растет. Еще момент — вся сцена превратилась в комок нервов, что быстро передается нам, зрителям.
И интересно мне, не скрою,Бродить бесцельно по лесам. Вот пшеницы поле, кровлиВетхой деревеньки. А леса вокруг синеют. Жаль, церковники всегдаИсказить слова умеют —В этом данности беда. Храм в себя вбирает высота. Воплощеньем красоты красивоПредстаёт любой из храмов. НоЗаходить порою очень стыдно,Ибо сущность веры не даноОсознать, мечтая: жизнь — повидло.
Тем не менеВыходим к свету через боль,Иначе не ведут ступени. Иконы есть — как соты: мёдДуховного в них даден свойства. Комментирование недоступно Почему?
