Полтос сколько это
ВВП 10 августа , 42 6 40 Тебе повезло, ты не такой как все, ты работаешь в о-фи-се с. Сейчас же он, с одной стороны, представляет себе все Арсовы подкаты слишком живо и смущается пуще прежнего, а с другой… С другой — неприятный, болючий до жути осадочек. Конечно, многим не понравилось не только неуважительное отношение к кумиру миллионов и признанной народной артистке, но и фривольная манера общения актрисы. Позже, когда Антон уже собирается уходить и надевает кроссовки в прихожей, Арсений как-то непривычно молчаливо сидит рядом на тумбе.
По словам первой, некий режиссер оказывал молодой актрисе знаки внимания. Публика сразу же решила, что злодеем, растлившим в свое время начинающую актрису, мог быть ныне покойный Табаков. После скандального интервью Проклову стали критиковать за неумение держать язык за зубами, так как своими обвинениями женщина лишила покоя семью легендарного режиссера. На фоне обсуждений о том, привирает ли Проклова насчет великого кинематографиста, приемная дочь Андрея Миронова вмешалась и заявила — нечего его обсуждать, он просто обычный актер.
Во время одного из прямых эфиров у себя в соцсетях Мария заявила, что, безусловно, верит Елене, а также выразила сочувствие своей коллеге и довольно жестко высказалась насчет мужчин, позволяющих себе использовать особое положение в собственных же корыстных целях. Затем Голубкина призналась, что Табакова никогда не считала по-настоящему гениальным артистом.
Ну, умеет он кривляться, и что дальше? Чего такого-то особенного? Может, у нее и репутация поэтому не ахти, потому что ее так с детства харассили!
Женщина ведь красивая…» — рассуждала Мария. На этом Мария не остановилась и вскоре случайно опорочила память еще одного покойного великого артиста. Правда, в это раз ей удалось выйти уже на новый уровень — спровоцировать скандал молча. Дело в том, что 9 июля го в Московском Доме Кино состоялось прощание с великим актером и режиссером Владимиром Меньшовым. В то же самое время в театре Светлогорска прошла премьера спектакля. Тогда же Мария опубликовала видеоролик, в котором радостно ест торт с надписью «Любовь и голуби» — название кинофильма, который срежиссировал покойный артист.
Некоторые комментаторы пытались найти скрытые смыслы двух параллельных событий. Обвиняли Голубкину в том, что, пока вся страна скорбит, они там едят торт и веселятся. Кстати, уже чуть позже Мария прокомментировала оскорбления, которые посыпались в ее сторону в связи с этим поступком.
Но, как нетрудно догадаться, уже по традиции конфликт после слов звезды разгорелся с еще большей интенсивностью. Затем Мария высказала радость за то, что такое большое количество людей пристально следит за ее публикациями. Известный латвийский музыкант Интар Бусулис выразил соболезнования в связи с терактом в «Крокус Сити Холл». Новости Самое читаемое Lifenews Woman. Себя в обиду не даст, и за словом в карман не полезет. С Николаем Фоменко они больше не пара.
Подписывайтесь на Телеграм-канал BB. Заглядывайте на страницу BB. LV на Facebook! И читайте главные новости о Латвии и мире! Симптом «гадкого утенка» и еще 5 признаков опасной родинки. Еще одна клещевая инфеция начала передаваться между людьми. С наступлением следующего лета Антон уже морально готовит себя к тому, что стоять у него будет на весь огород, но… Встает только на воспоминания об Арсении, которые всплывают в памяти сами по себе, а еще пару раз на Макара — единственного друга в деревне — и один раз на какого-то подкачанного мужика, которого они встречают на речке.
Изображать после этого великого слепого становится всё сложнее и сложнее, пока, лежа как-то ночью в кровати, Антон едва не вбивает в поиск гугла «как понять что ты гей», но в итоге просто шлепает телефон экраном о покрывало, потому что ответ очевиден — кто вообще станет задаваться таким вопросом, если не человек, который и так знает ответ?
А вот вопрос, ответа на который Антон до сих пор не знает, это что вообще творится в голове у Арсения? Ну не стал же бы он так в открытую говорить обо всех этих вещах, если бы хоть на толику был серьезен?
Антон просто наивно надеется, что в новом учебном году Арс сосредоточится на чем-то другом, и эти тупые подкаты наконец прекратятся. Ничего, конечно же, не прекращается. Предложения, кажется, становятся еще чаще и еще откровеннее, хотя, казалось бы, куда уж? Или, может, это Антон их стал воспринимать по-другому — как-то более остро, что ли. Раньше ему было просто неловко, иногда тупо надоедало. Сейчас же он, с одной стороны, представляет себе все Арсовы подкаты слишком живо и смущается пуще прежнего, а с другой….
С другой — неприятный, болючий до жути осадочек. Антона так бесит, злит и расстраивает порой происходящее, потому что для Арсения это всё просто шутки! Он до сих пор смеется заливисто-довольно, когда получается Антона вогнать в краску, или вообще таким будничным тоном произносит что-то вроде «Вылижешь меня? Но Антон не столько винит Арсения, сколько самого себя, потому что раньше эти шутки ему такого дискомфорта не доставляли, и кто должен сообщить Арсу об изменившихся обстоятельствах, если не сам Антон?
Только ссыкотно. Терпеть эти «приколы» неприятно, но от одной мысли о том, чтобы Арсению попытаться что-то объяснить, кровь стынет в жилах. Антону даже снится, и не раз, как Арс над его признанием хохочет, как над одной из собственных шуток, и хвалит его за чувство юмора, либо — в худшем варианте — откровенно над Антоном насмехается. Всю осень над головой словно висит грозовое облако, стреляя в мозги загонами и не позволяя радоваться жизни.
К зиме накал страстей в собственном сердце стихает, и Антон свой холодный разум сравнивает с ледяной тундрой — а потом половину новогодней ночи ревет непонятно почему, закрывшись у себя в комнате. С наступлением весны он всё-таки находит какой-то баланс.
Смиряется по-новой с ебанцой Арсения, смиряется с тем, что не готов еще это обсуждать — пока не наступает момент, когда Антон понимает, что всё-таки готов. Может, чем-то более интересным займемся, м-м? Арсений смеется коротко и недоуменно, пока не замечает, что Антон уже тянется к ширинке своих шорт. Чувствует, что его пальцы мелко подрагивают. Или давай, хочешь, я тебе отсосу? Нет, бля, прости. Прости, я понял, это тупые шутки, окей? Неужели тебя это правда просто веселит? Никакой другой причины для этих шуток, которые чаще всего даже ничем шутки не напоминают?
И ты даже не думал об этом ни разу? О том, чтобы сделать что-то из этого на самом деле? На этом же диване, или в раздевалке, или в туалете в школе?
Не задумывался о том, чтобы сесть мне на лицо? Чтобы я тебя вылизал? Столько лет упоминаешь всё это при любой удобной возможности и ни разу даже не представлял, каково было бы почувствовать это в самом деле? Я понял. Не надо… издеваться надо мной, ладно?
Он пытается задать следующий вопрос спокойнее: — Я не издеваюсь, Арсений, я тебя серьезно спрашиваю. Почему ты так на этих «шутках» зациклен? Было… было забавно наблюдать за твоими реакциями, — Арсений выглядит так, будто что-то недоговаривает, но Антон понятия не имеет, как заставить его сказать всю правду.
Из года в год, исключительно смеха ради? И это ты просишь над тобой не издеваться? Антон осознанно заставляет себя выдохнуть, пытается успокоиться, пока внутри неуловимо что-то трескается.
Оч смешно, обхохочешься. Пойду я. Удачно, что они сегодня у Арсения — выгонять его из своей квартиры было бы куда более неловко, чем просто уйти. Хочется хуякнуть драматично кружку об кафель на кухне, но мама за такое хуякнет об кафель уже его, поэтому Антон только делает новый глоток сладкого чая и продолжает сердито думать. Мерное тиканье часов раздражает, и Антон относит их в другую комнату, прежде чем вернуться на кухню. Антон открывает окно, потому что в кухне душно, но закрывает почти тут же, потому что на улице хуже — шумно.
Раньше он хотя бы мог гадать над причиной всех этих приколов. Строить теории, предполагать возможные варианты развития событий. Хочется отмотать время на пару часов назад, чтобы не было этого дурацкого разговора. Антон отдает себе отчет, что сам к Арсению полез с доебами и расспросами, сам, по сути, начал всё это, но относиться к Арсу как прежде не получается. Как бы ни хотелось забыть, забить и отпустить, чтобы продолжать общаться как раньше, Антон понимает, что просто не может.
Он наивно думал, что всё осознает — что Арсений и правда может просто шутить, что вот такое у него хуевое ха-ха чувство юмора, но…. Где-то в глубине души, как оказалось, Антон успел поверить, что всё это совсем не просто так — что Арсений так неуклюже и пошло проявляет симпатию, что, стоит только Антону согласиться на одно из его предложений, они тут же воплотят фантазию в реальность и займутся безудержным страстным сексом.
Арсений, получается, ни в чем не виноват, на самом деле, но Антон всё равно на него обижен — как лох. И если он до вечера ревет в свою старую плюшевую собаку, знать об этом кому-то необязательно.
На следующий день в школе Арсений к нему не подходит и садится на всех почти уроках с Сережей. Антон не уверен, радоваться или злиться еще сильнее — кто тут на кого обижен вообще? Однако в течение недели, пока его существование, по всей видимости, игнорируют, Антон всё же замечает, что Арсений скорее подавлен, чем зол, и вот тогда становится как-то тревожно.
Хочется подойти, тронуть за плечо привычно, спросить, всё ли в порядке — только теперь делать это совсем уж неловко. Антон рассчитывал, что подуется пару дней и перестанет, а сейчас, когда Арсений не горит желанием общаться с ним тоже, он понятия не имеет, как лучше действовать.
Думает даже припереться в выходные к нему домой, но эту идею быстро отсекает — не хватало еще напороться на его родителей. К понедельнику Антон так ничего и не придумывает — и начинает уже искренне жалеть обо всем вообще на свете, но после физ-ры, когда достает пенал на уроке физики, находит бумажку, которую сам туда точно не клал. Он разворачивает сложенный трижды тетрадный лист с опаской, прикидывая, хватит ли ему сил выкинуть Арсения из окна, если там очередное предложение потрахаться, но….
Почерк точно Арсения — и ручка тоже, Антон знает его любимый оттенок синего, — только написанное не имеет особого смысла. Он бросает быстрый взгляд на Арса, но тот смотрит упрямо на доску и в сторону Антона не поворачивается. Снова в пенале, снова после физ-ры через день после получения предыдущей, Антон находит еще одну записку:. Всё еще не понятно, к чему это, но губы сами растягиваются в улыбке, когда он снова и снова глазами пробегается по словам. Эту записку Антон сохраняет тоже.
На уроке алгебры на следующий день записку Антону подкидывают на парту, хотя, когда он поднимает глаза на Арсения, тот продолжает вести себя как ни в чем не бывало. На листочке в этот раз написано:. Антон прыскает в кулак, привлекая к себе строгий взгляд учительницы, и спешит запихнуть бумажку в рюкзак.
Каждую новую записку Антон разглядывает дольше предыдущих. Он не верит, что это всё вообще происходит. Боится, что это тоже может быть дурацкой шуткой, но сомневается — Арсений бы так с ним не поступил. Когда становится очевидно, что шлют Антону сплошные комплименты, в груди всё как-то странно сжимается — и непонятно, хорошо это или плохо. В приставку там поиграть, кино посмотреть, ну… Как обычно, — он пытается поддерживать зрительный контакт, но то и дело отводит глаза куда-то в пол или в стену.
Спешащие к выходу на прогулку младшеклассники с продленки чуть не сбивают его с ног, и Антон смеется невольно, но быстро успокаивается, когда видит, как Арсений взволнован. Мимолетное касание выдает ответную дрожь в чужих пальцах, и он жмурится, разворачивая тетрадный лист — где-то глубоко внутри еще сидит страх, что вот сейчас на бумажке окажется очередное «Потрахаемся?
Антон несколько раз перечитывает написанное, словно ждет, что буквы вот-вот перестроятся и написано будет что-то совсем другое — но слова на листке остаются неизменны. Арсений едва ли не такой же красный, как чернила, которыми нарисовано сердечко. Антон не уверен, что выглядит лучше, потому как щеки ему точно припекает. Или ты тут об этом хочешь поговорить?
Арсений смекает, мотает встревоженно головой. Расскажи тогда пока, что у тебя как в целом? А то две недели со мной одними записками общался! Типа, это и правда были просто приколы, я не думал, ну, что это вдруг может сработать, знаешь? И мне нравилось тебя как-то смущать, наверное? Я сам удивился сначала, а потом, не знаю, втянулся как-то? В смысле, как объяснить-то Ну, то есть.
Ты давно мне нравишься. Но я бы не назвал это подкатами? Это всё равно шутки…. Типа, ты мне всегда нравился. Но я не всегда это понимал — не сразу. Там же, где шутили про отсос и прочее. Так вот… не все про это шутили, а один конкретный парень.
Он старше был — года на полтора, наверное — и потащил меня ближе к концу смены на речку ночью.
Там и… там и поцеловал. И не сказал ему? Хотя, учитывая подробности, понятно, почему не сказал, но шок от этого не меньше — Арсений целовался! С парнем! Поэтому, — Арсений всё никак не оставит в покое подушку, — поэтому можешь уже сказать что-то по этому поводу?
И предложил тебе отсосать? В смысле, я хотел, скорее, разобраться, почему ты это делаешь — в первую очередь! Но… — он опускает взгляд на ковер, — я хотел — и хочу! И тебе отсосать, и… все эти штуки, о которых ты говорил. Что расскажешь всем в школе, что я педик — поэтому так боялся подойти.
А потом понял, что ты ничего никому не сказал, значит И я подумал, типа Только нормально, без гадостей всяких, а ты! Типа, это было абстрактно? Не связано друг с другом? Я не представлял ничего, когда говорил их тебе. А когда мы с тобой сидели вот на этом самом диване? Антон не выдерживает — смеется. И на лицо ты мне сесть предлагал, и подрочить, и чего только не — а теперь сидишь как мальчик из церковного хора! Он выглядит так потерянно и смущенно, что всё веселье Антона вдруг оставляет — остается только радость и какая-то… нежность, наверное.
После того парня? Губы будто зудят — так сильно ему хочется поцеловать Арсения, но всё остальное тело двигаться отказывается. Арс и сам на другом конце дивана сидит, настолько напрягшись, что, кажется, почти не дышит. И почему это так волнительно? Не выбор фильма — поцелуй. Ничего ведь… сложного. Просто соприкоснуться губами — готово!
Вы поцеловались! Но мандраж ощущаешь как перед прыжком с тарзанки, не меньше. Арсений останавливается на каком-то сай-фае, вышедшем около полугода назад, и сосредотачивается на экране, щелкая попутно конфеты. Антон постепенно увлекается фильмом тоже, а спустя какое-то время, когда фантики уже лежат на столе пустые, обнаруживает, что они с Арсом с разных концов дивана стеклись к серединке — недостаточно близко, чтобы касаться друг друга плечами, но достаточно, чтобы опустить руку и нащупать чужую, лежащую между ними.
Кончиками пальцев Антон пытается не глядя найти пальцы Арса. Натыкается сначала на запястье и чуть отстраняется от неожиданности — как дурак, потому что что тут неожиданного, — а затем касается снова, уже увереннее. Боковым зрением наблюдает, как увлеченно Арсений смотрит на экран, но чувствует, что рука под пальцами двигается — разворачивается ладонью вверх. Уши закладывает от волнения, пока Антон аккуратно вплетает свои пальцы меж чужих, а затем тормозит — ладони же потные!
Пока он судорожно пытается найти выход из этой неловкости, Арсений решает всё за него, плотнее сцепляя их пальцы замком и сжимая его руку.
Ладонь у Арса прохладная и чуть меньше, чем у Антона, но совсем не намного — идеальная. Позже, когда Антон уже собирается уходить и надевает кроссовки в прихожей, Арсений как-то непривычно молчаливо сидит рядом на тумбе. Настает пора прощаться, но делать это совсем не хочется, — до завтра, тогда? Он честно прикрывает глаза, прилагая осознанное усилие, чтобы слишком сильно не жмуриться.
Чувствует легкое прикосновение к запястью — уже привычное. Сердцебиение разгоняется, кажется, от 60 до за пару секунд. Теплое дыхание ощущается сначала на шее, потом выше — на лице.
Арсений медлит секунду — две — и мягко касается щеки губами. Антон аж дыхание задерживает — чужие губы сухие и чуть шелушатся, шкребут забавно по коже, но веселиться всё равно не хочется. Он едва верит, что Арсений целует его. Пусть в щеку, пусть почти невесомо — Арсений целует его! Всю дорогу до дома — весь оставшийся вечер — перед глазами стоит румяный Арсений в тусклом свете коридорной лампы. Арсений целует его нормально впервые чуть больше, чем через месяц.
Не потому что так много времени требуется, чтобы набраться смелости, нет, а потому что Арсу, похоже, как и с пошлыми подкатами, просто-напросто нравится его дразнить — то без каких-либо предупреждений, то с просьбой закрыть сначала глаза. Антон ведется еще пару раз, надеясь, что дождался наконец этого дурацкого губы-в-губы, но в какой-то момент смиряется и пытается лишь угадать, куда Арсений чмокнет в этот раз: щеки, нос, лоб, подбородок, ухо — хотя поцелуй в ухо кажется намного хуже поцелуя в губы пусть у него и не было ещё возможности сравнить , потому что у Антона от одного легкого прикосновения так скручивает всё внутри, что аж привстает.
По канонам мелодрамы, Арсений тянет до последнего — дожидается дня, после которого Антон уедет на дачу, и на прогулке, усадив его на качели, целует.
По-настоящему, соприкасаясь плотно губами. Те привычно-шершавые, но на собственных губах это ощущается особенно отчетливо. Мысли о том, чтобы полезть куда-то языком, даже не мелькает. Арсений отстраняется слишком быстро, а Антон чувствует себя Гарри Поттером из мема — у него внутри будто сплошной белый шум, и только на губах ощущается фантомное прикосновение чужих.
Этим летом Антон неожиданно для себя оказывается Арсению за его тупые подкаты благодарен, потому что теперь они не вызывают былых смешанных чувств, но служат отличным источником для фантазий. Антону не нужно самому ничего выдумывать — достаточно лишь вспомнить, что Арс наговорил ему за все эти годы, и дать волю воображению.
Антон представляет всё подряд: каково было бы почувствовать губы Арсения у себя на члене, каково было бы самому отсосать Арсу, каково было бы усадить того себе на лицо Антону интересно, это просто выражение такое, или человек при этом прям садится, и как в таком случае не задохнуться и не сломать шею.
Даже дрочку ногами он представляет и почему-то жутко этой идеей проникается — пытается вспомнить, видел ли когда-то ступни Арсения, но во всех воспоминаниях тот в носках, хотя фантазия от этого не становится хуже, а даже наоборот — мысль о том, как он стягивает с Арса носки, дико будоражит, и Антону за это даже как-то стыдно. Забавно, что на левых мужиков у него больше не встает. Может, конечно, ему просто за всё лето никто достаточно привлекательный на глаза не попадается, но Антон предпочитает думать, что это знак и, вообще, признак великой любви — стоит у него теперь только на Арсения.
Прижимает покрепче — так, как всегда хотелось — и не отпускает добрых минуты две. Антон с некоторым удивлением отмечает, что за лето стал чуть выше — а Арсений, похоже, остался прежнего роста, и теперь кажется Антону еще меньше. От этого странным образом приятно — на мгновение мелькает мысль, что круто было бы вырасти настолько, чтобы Арс помещался у него на ладошке и мог жить в любом кармашке, постоянно находясь рядом.
Вместо того чтобы залезть к Антону в карман, Арсений, оглянувшись, пальцами убирает с его лба отросшую челку и за ворот тянет вниз, чтобы чмокнуть — хотя ему даже так приходится привстать на носочки, и Антон, глядя на это, так переполняется нежностью, что вот-вот порвется на много маленьких Антошек — и тогда они уже будут жить в карманах Арсения.
Подняв голову, Антон окидывает взглядом весь двор — людей вокруг нет, уже начало смеркаться. Антон чуть улыбается и ничего не говорит больше. Постаравшись незаметно протереть ладони сначала об шорты, руки аккуратно укладывает вдоль Арсовой челюсти.
Наблюдает, как закрываются медленно глаза и подрагивают длинные реснички — так близко он никогда еще их не разглядывал. Так засматривается, что Арсений в какой-то момент один глаз приоткрывает, но тут же жмурится, когда сталкивается взглядом с Антоном.
Нежность от этого маленького действия пузырится внутри легким смехом, и, наклонившись, улыбкой Антон второй раз в жизни прикасается к чужим губам. Он прикрывает глаза только наполовину и в расфокусе продолжает подглядывать за трепещущими ресницами и сожмурившимися веками — веснушки с такого расстояния совсем растворяются.
Арсовы губы как и всегда шершавые и, в этот раз, слегка влажные — наверное, облизнул в последний момент. Антон ждет секунду, две, пять — Арсений инициативу никак не проявляет, но и отстраняться, похоже, не спешит. Пока сердце бьется где-то под самым горлом, Антон большими пальцами гладит мягко скулы, а затем закрывает всё-таки глаза до конца и прижимается чуть плотнее. Размыкает самую малость губы и прихватывает ими нижнюю Арсения, действуя исключительно по наитию. Арс приоткрывает рот и выдыхает горячо и влажно, заставляя всё тело покрыться мурашками, и касается мокро — языком, когда гудок машины, оглушительный в тихом дворе, заставляет их одновременно вздрогнуть и отскочить друг от друга.
Антон озирается ошалело по сторонам в поисках источника звука и с облегчением выдыхает, когда видит свет фар на противоположной стороне, за детской площадкой. Потирая пальцами бровь, он пытается улыбнуться приободряюще Арсению, но понимает, что не выходит. Губы предательски дрожат, сердце заходится уже не в радости, а в страхе, ушедшее за долю секунды в пятки, и разбивается, кажется, об асфальт, когда Антон видит отражение своего испуга в чужих глазах.
Несколько раз Арсений переводит взгляд с него на машину и обратно, хмурится, закусив губу, а потом протягивает неуверенно ладонь, будто спрашивает и Антона, и самого себя, нужно ли им это? Стоит оно того? Долго думать не приходится; пальцы сами тянутся привычно в ответ, переплетаясь мягко, но плотно с чужими — потому что стоит, конечно же. И что учителя могут занимать время от перемены, чтобы «побольше успеть, раз уж мы всё равно все с вами собрались»? Пародия на учительницу дается ему на удивление неплохо, и Антон фыркает в кулак, чтобы скрыть смешок.
Он косит взглядом на ворчащего Арса и не может не воспользоваться такой подводкой:. С немалым удовольствием и странным чувством удовлетворения Антон наблюдает, как чужие глаза расширяются, а ручка чиркает криво по бумаге, зажатая в дрогнувшей руке.
Арсений поджимает губы, вдыхает так, словно собирается еще что-то сказать, но через пару секунд сдувается, точно воздушный шарик, медленно выпуская воздух из легких, и возвращает внимание примерам на доске. К некоторому своему стыду, Антон начинает понимать, почему Арсу так нравилось к нему с такими предложениями приставать — за реакцией наблюдать и правда забавно. Тем более, что Антон, в отличие от Арсения, представляет себе всё, о чем говорит, и тот об этом в курсе. Антона затягивает.
Он начинает выдавать что-то подобное при каждом удобном случае и невероятное удовольствие получает, наблюдая за тем, как Арсений краснеет и не находится, что ответить — но ни разу не просит прекратить. Антон даже ловит как-то обрывок разговора, в котором одноклассники пытаются понять — они правда местами поменялись, или это эффект Манделы, и так было всегда?
Мысли об этой «теории» заставляют хихикать еще добрую неделю. Реакции Арсения же особенно забавны потому, что он сам предлагал Антону вещи куда более возмутительные и пошлые с абсолютно невозмутимым выражением лица, а теперь от одного лишь упоминания отсоса превращается в негодующий помидор. Помидор, на котором безумно приятно учиться целоваться — чем Антон при любой возможности пользуется.
Они не рискуют больше с улицей. Чмокаются иногда коротко в подъезде или в школе под лестницей, но остаются всегда настороже, и только дома позволяют себе расслабиться.
Ограничиваются первое время целомудренными почти поцелуями, потому что даже подолгу прижиматься друг к другу губами жутко неловко и волнительно. И всё же они привыкают — к концу осени, наверное, половину времени друг у друга в гостях занимают пососушки на диване.
Выбор фильмов для просмотра приходится ограничить до дурацких комедий и легких ромкомов, а также того, что они оба уже видели, потому что за новыми мудреными сюжетами уследить становится невозможно. Смотрит четко в глаза, ладонями упершись ему в грудь, и вдруг спрашивает: — Хочешь, подрочу тебе? Он знает, что у Арсения стоит; знает, что Арсений знает, что стоит у него — они давно перестали стесняться собственных стояков, потому что куда от них денешься?
Перестали стесняться и научились игнорировать. Негласно договорились, что если на проблему не обращать внимания, то проблемы как бы и не существует — не существовало.
До сегодняшнего дня. В смысле, да — я хочу! Ну, на диван просто, нормально. Он сам поднимается, давая возможность свободно передвигаться. Голова немного кружится, когда Антон принимает сидячее положение — а отсутствие тепла и веса чужого тела ощущаются неожиданно остро, но ненадолго, потому что Арсений почти сразу же плюхается обратно к нему на колени.
Лезет с возобновленным энтузиазмом за поцелуем, и Антон успевает уже забыть, что они собирались делать, когда пальцы касаются его ширинки. Арсу приходится оторваться и посмотреть, что он делает, потому что пуговица на джинсах никак не поддается, и Антон чувствует — видит — как его руки мелко дрожат.
Сердце бухает в ушах, словно гонг. После стольких пустых предложений, стольких безумных и не очень фантазий сложно поверить, что всё по-настоящему — и в то же время ни с чем, кроме реальности, это не спутать. Как бы Антон ни старался, он не сумел бы вообразить волнение, которое сам испытывает в моменте и считывает в лице и дерганных движениях Арсения, не смог бы представить сколько радости и трепета почувствует, глядя на то, как Арс пытается справиться с этой дурацкой ширинкой.
Как только пуговица поддается, а молния расстегивается уже без каких-либо происшествий, Антона снова затягивают в поцелуй. Не лучший из тех, что у них были, потому что Арсений скорее дышит ему в рот, чем целует, слишком сосредоточенный на своих руках. Он вытаскивает член из трусов, опуская резинку под яйца, пытается приноровиться, хватаясь за него так и эдак, и Антон охает от каждого прикосновения — ощущения настолько контрастируют с тем, что чувствуешь, когда трогаешь себя сам.
Жарко — потому что сердце ебошит, потому что мышцы во всем теле напрягаются, потому что Арсений льнет к нему, такой теплый, и продолжает дышать горячо в рот.
Антон поцеловал бы его, но только и может что задыхаться и скулить едва слышимо, широко раскрыв рот. Будь он мультяшным персонажем, у него бы уже звездочки над головой летали. Арсений сплевывает себе в ладонь, и рука на члене ощущается еще лучше, хотя Антону одного осознания, что она там, хватает, чтобы приблизиться к оргазму. Арс довольно быстро понимает, с какого угла лучше хвататься за член, который тебе не принадлежит, и мыслей в голове вообще не остается, только ощущения: их шумное дыхание, запах пота, фантомный вкус чужого языка, оставшийся во рту, и полный тактильный перегруз — Арсений горячий и чуть влажный от пота, Арсений тяжелый, такой, что ноги начинают затекать, Арсений мажет губами по его шее, ушам, плечам, Арсений сжимает плотнее кулак.
Антон не сумел бы предупредить его, что кончает, даже если бы захотел — так заходится дыхание. Только пальцы сжимаются сильнее на чужих бедрах, скребя по плотной джинсе. Краешек сознания радуется, что они сейчас у него в квартире, и можно будет спокойно переодеться из заляпанного в чистое. Капля пота щекочет лоб, и Антон смахивает ее ладонью, открывая глаза — в какой момент он их закрыл?
Арсений так и сидит у него на коленях, почти не двигаясь и комично уставившись на сперму у себя на костяшках, будто в первый раз видит.
Хотя, в каком-то смысле, и правда в первый раз. Антон смотрит туда же, и на секунду мелькает мысль просто взять ее и слизать, но это наталкивает на более интересную идею:. Последнюю фразу Арсений игнорирует. Недолго думая он кивает, а затем опускает взгляд на свою руку и разглядывает ее с такой беспомощностью, что хочется засмеяться, но Антон сдерживается.
