Из толстого в качка
Originally posted by Теплый Хорёк: Табату чаще нескольких раз в месяц делать нельзя, слишком большая нагрузка. В блокадном Ленинграде первыми умерли от кахексии спортсмены. Dolegovich7 а о тех, кто вводят относительно скромные дозировки, которые выше рекомендуемых врачами для гормонозамещения не более чем в раз. Originally posted by почти аноним: в зал со мной ходят три человека. Суть пищевые наркоманы.
Обязательно прописывают клизмы и послабляющие препараты, вроде Дюфалака. Рекомендуют к употреблению минеральную воду. Купить сертификат. Доступная среда. Версия для слабовидящих. Ру En. Личный кабинет. Забронировать номер. Главная Лечение Показания к лечению Заболевания органов пищеварения Функциональная патология толстого кишечника по гиперкинетическому типу.
Рубцовое сужение пищевода, привратника и кишечника с нарушением проходимости, стриктура общего желчного протока и протока желчного пузыря. Толстой — непревзойденный русский прозаик. Оставляя в стороне его предшественников Пушкина и Лермонтова, всех великих русских писателей можно выстроить в такой последовательности: первый — Толстой, второй — Гоголь , третий — Чехов , четвёртый — Тургенев. Похоже на выпускной список, и разумеется, Достоевский и Салтыков-Щедрин со своими низкими оценками не получили бы у меня похвальных листов.
Читая Тургенева, вы знаете, что это — Тургенев. Толстого вы читаете потому, что просто не можете остановиться. Идеологическая отрава — пресловутая «идейность» произведения если прибегнуть к понятию, изобретенному современными критиками-шарлатанами начала подтачивать русскую прозу в середине прошлого века и прикончила её к середине нашего. Поначалу может показаться, что проза Толстого насквозь пронизана его учением. На самом же деле его проповедь, вялая и расплывчатая, не имела ничего общего с политикой, а творчество отличает такая могучая, хищная сила, оригинальность и общечеловеческий смысл, что оно попросту вытеснило его учение.
В сущности, Толстого-мыслителя всегда занимали лишь две темы: Жизнь и Смерть. А этих тем не избежит ни один художник. М: Независимая газета, Патриарх литературы русской — Лев Толстой. Это — Казбек или что там? В общем, отец. Но на музыкальные собрания в доме Толстых Л.
Очень многие из «игравших перед Толстым» на самом деле ограничивались игранием перед графиней и только впоследствии «вспоминали», как «Толстой плакал от их игры». Насколько мне доводилось наблюдать, его присутствие ни в каком случае не окрыляло и не вдохновляло музыкантов — наоборот, по большей части оно их угнетало и подавляло, как присутствие некоего огромного, чуждого и по существу недоброжелательного авторитета.
Его острый, серый, пронизывающий и в то же время непроницаемый взор, в котором мне всегда чудилось скрытое недоброжелательство, следил внимательно — но не столько за музыкой, сколько за внешними аксессуарами музыкального исполнения. Когда играл Танеев , мне всегда казалось, что он смотрит, как Танеев своим большим животом напирает на клавиатуру, как краснеет и наливается его тучная апоплектическая шея, — баховская фуга оставалась где-то между Танеевым и Толстым, а до последнего доходил только танеевский живот.
Чем менее симпатична была Толстому сама музыка, тем более его внимание было направлено на эти аксессуары — но иногда мне казалось, что Толстой нарочно отвлекается, чтобы не дать музыке себя захватить. Это наверное правда — не было ничего легче, как вызвать музыкой слёзы у Толстого, она как-то непосредственно действовала ему на нервы. Не надо было для этого ни артистического исполнения, ни талантливой интерпретации — более того, не надо было даже музыки.
Мне довелось тоже «исторгнуть слёзы из глаз Толстого», и вот как это было — рассказываю об этом в подтверждение « физиологичности » его восприятия музыки. Когда дело дошло до того, чтобы показать Толстому звучность отдельных регистров, я нажал крайнюю ноту органного диапазона, знаменитое «нижнее do футовой октавы», и вдруг с изумлением увидел, что Толстой весь в слезах.
Музыки никакой ещё не было, был только один мощный и глубокий звук , и его было достаточно, чтобы вызвать у Толстого слёзы. Я третьего дня читал его «Послесловие». Убейте меня, но это глупее и душнее, чем «Письма к губернаторше», которые я презираю. Чёрт бы побрал философию великих мира сего! Все великие мудрецы деспотичны, как генералы, и невежливы и неделикатны, как генералы, потому что уверены в безнаказанности.
Диоген плевал в бороды, зная, что ему за это ничего не будет; Толстой ругает докторов мерзавцами и невежничает с великими вопросами, потому что он тот же Диоген, которого в участок не поведешь и в газетах не выругаешь. Итак, к чёрту философию великих мира сего!
Она вся, со всеми юродивыми послесловиями и письмами к губернаторше, не стоит одной кобылки из « Холстомера ». Чем я особенно в нём восхищаюсь, так это его презрением ко всем нам, прочим писателям, или, лучше сказать, не презрением, а тем, что он всех нас, прочих писателей, считает совершенно за ничто.
Вот он иногда хвалит Мопассана , Куприна , Семёнова, меня Отчего хвалит? Оттого, что он смотрит на нас как на детей. Наши повести, рассказы, романы для него детские игры, и поэтому он, в сущности, одними глазами глядит и на Мопассана и на Семёнова. Вот Шекспир — другое дело.
Это уже взрослый и раздражает его, что пишет не по-толстовски. Я боюсь смерти Толстого. Если бы он умер, то у меня в жизни образовалось бы большое пустое место.
Во-первых, я ни одного человека не любил так, как его; я человек неверующий, но из всех вер считаю наиболее близкой и подходящей для себя именно его веру. Во-вторых, когда в литературе есть Толстой, то легко и приятно быть литератором; даже сознавать, что ничего не сделал и не делаешь, не так страшно, так как Толстой делает за всех.
Его деятельность служит оправданием тех упований и чаяний, какие на литературу возлагаются. В-третьих, Толстой стоит крепко, авторитет у него громадный, и, пока он жив, дурные вкусы в литературе, всякое пошлячество, наглое и слезливое, всякие шершавые, озлобленные самолюбия будут далеко и глубоко в тени.
Только один его нравственный авторитет способен держать на известной высоте так называемые литературные настроения и течения.
Без него бы это было беспастушное стадо или каша, в которой трудно было бы разобраться. Мы находились на Пречистенке. Скоро подошла конка , на которую намеревался сесть Л.
Казалось, он жалел лошадей , не желая садиться ранее, чем они поднимутся в гору. Когда конка была близка, мы расстались. Я смотрел с удивлением и радостью , как Л.
На площадке вагона была масса народу, так что Л. По мнению Толстого, только тот может быть признан настоящим учёным , кто трудится «для пользы народа » и направляет свою деятельность на «участие в борьбе с природою за свою жизнь и жизнь других людей».
Говорили о Тургеневе. Я вспомнил, как Горький басил про него со своей лошадиной высоты: «Парное молоко! Его лёгкое отношение к жизни безбожно. Один Толстой должен быть учителем во всём. Ян недавно перечитал « Семейное счастье » и опять в восторге. Он говорит, что мы даже и представить себе не можем, какой переворот в литературе сделал Лев Николаевич. Ян перечитывает старые журналы, а потому ему очень ярко бросается в глаза разница между Толстым и его современниками.
Одним словом, славянофилы были демократы. Какая цена была в жизни их демократизму, другой вопрос. Толстой со своей холодной усмешкой рассказывал, что цену эту он постиг однажды из следующего небольшого эпизода: он шёл по Арбату в обычном крестьянском платье; ему встретился проезжавший на лихаче вождь славянофилов И.
Толстой поклонился, Аксаков бегло оглянул его и не счёл нужным ответить: в старом мужике он не узнал графа Толстого. Грязь в золоте не удостоила поклона золота в грязи. Попробую записать то, что слышала сегодня у Алданова за завтраком. Рахманинов рассказывал о Толстом, который жестоко обошёлся с ним. Было это в году. В Петербурге года 3 перед тем исполнялась моя симфония , которая провалилась. Я потерял в себя веру , не работал, много пил. Вот, общие знакомые рассказали Толстому о моём положении и просили ободрить меня.
Был вечер, мы приехали с Шаляпиным , — тогда я всегда ему аккомпанировал. Забыл, что он пел первое, вторая вещь была Грига , а третья — моя, на скверные слова Апухтина «Судьба», написанные под впечатлением 5 Бетховенской симфонии , что и могло соблазнить музыканта. Шаляпин пел тогда изумительно, 15 человек присутствующих захлопали. Я сразу заметил, что Толстой нахмурился и, глядя на него, и другие затихли. Я, конечно, понял, что ему не понравилось и стал от него убегать, надеясь уклониться от разговора.
Но он меня словил, и стал бранить, сказал, что не понравилось, прескверные слова. Стал упрекать за повторяющийся лейтмотив. Я сказал, что это мотив Бетховена. Он обрушился на Бетховена.
А Софья Андреевна , видя, что он горячо о чём-то говорит, всё сзади подходила и говорила: «Л. А какой шор, когда он ругается! Потом, в конце вечера, он подошёл ко мне и сказал: «Вы не обижайтесь на меня. Я старик , а вы — молодой человек». Тут я ответил ему даже грубо: «Что ж обижаться мне, если Вы и Бетховена не признаёте». Да и не думайте, что мне всегда это приятно, иногда очень не нравится, и трудно писать». Я, конечно, больше ни разу не был у него, хотя С. Темирязев тоже говорил, что он спорил с ним по физиологии растений, хотя в этом ничего не понимал.
Вообще, когда он говорил, то никого не слушал». Ян старался оправдать Л. И отправился на окраину города, где в небольшом зальчике "качались" не дохловатые студентики, а настоящие "качки", знающие толк в "железе". Я познакомился с дека-дюраболином и многими другими разновидностями синтетического тестостерона. Мне порассказали много интересного, и я даже начал изучение разных аспектов воздействия стероидов на организм.
Имея доступ к университетским лабораториям, я исследовал период распада стероидов в организме, влияние их на состав крови и т. Я регулярно делал себе эндокринологические анализы, поскольку боялся, что стероиды "заглушат" работу моих собственных половых желез. Но надолго меня не хватило. Скоро я свернул с протокольной дороги эксперимента и начал "колоть" себе прямо-таки сумасшедшие дозы. Собственно все это и было своего рода безумием.
Меня ничего не интересовало кроме своей "массы".
Мне нужен был вес! Я начал есть, как оголодавший буйвол. Я просыпался среди ночи, чтобы "загрузить" в себя дюжину яиц. Я пожирал дюжины яиц в течение дня и при каждом удобном случае вставал на весы: мне нужен был вес как у всех этих е Вся моя жизнь была подчинена набору "массы": я объедался так, что не мог дышать, думал только о тренинге и совсем забросил учебу.
И вот наконец-то с моим телом началась долгожданная и дурманящая трансформация - я все больше походил на чемпионов с журнальных картинок. Но одного этого мне уже было мало.
Я хотел стать Самым большим, Самым рельефным, Самым - Самым по всем "качковым" статьям. И чтобы доказать это, я должен был выступить на турнире!
Когда передо мною замаячила эта цель, все остальное в жизни для меня умерло. Мое существование окончательно свелось к тренингу: графикам, циклам, рекордам и т. Но вот проблема: нужно было "выгнать" из себя воду. Конечно же, с помощью диуретиков! Чтобы выяснить, что будет лучше, я отправился к знакомому врачу, которого не видел, наверное, уже около года.
Да ты же болен, - вскричал он, как только я переступил порог его кабинета. Да, я сам видел, что моя кожа и ногти приобрели зеленоватый оттенок, а белки глаз стали совсем желтыми. Но мог ли я всерьез думать о таких мелочах накануне турнира? Я пришел к другу только за тем, чтобы получить диуретики. Однако он не отступился и потащил меня на анализы. Выяснилось, что моя печень перестала переваривать белки, углеводы и жиры. Можно сказать, что печень фактически погибла.
Меня положили в больницу. Врачи заявили, что я был, что называется, на грани: еще чуть-чуть и я погиб бы от внутренней интоксикации. Известно, что печень - это биологический фильтр. Если он отказывает, токсины переполняют организм и он умирает. Сегодня моя печень кое-как трудится. Однако у меня большие проблемы зимой, когда начинаются холода. Дело в том, что печень - это основное звено имунной системы, и если она не работает, иммунитет едва ли не на нуле.
Тогда простой насморк или легкая простуда могут свести в могилу. Вы, наверное, подумали, что я сразу же бросил стероиды. Нет, так рассуждает нормальный человек, а я был ненормальным. Я был так напуган перспективой растерять свою великолепную форму а во мне было кг классной "качественной" "массы" , что мне это и в голову не пришло!
Как культурист я был всем обязан стероидам, как же после этого я мог их бросить! Все, на что я решился, так это на снижение дозы до мг в неделю!
Мимо первого турнира я, как вы понимаете, "пролетел", а вот год спустя все-таки выступил. Это были престижные состязания, собравшие "качков" со всех южных штатов. Представьте, 32 громких имени, и я - новичок - занимаю 4-е место! После такого я прочно уверовал, что всем в жизни обязан стероидам. Только благодаря им, я встал на равных с титулованными "качками" и стал известен.
Вообразите, меня пригласили тренироваться в известный "качковыи" центр США - Атланту! В тот же зал, где тренировался Пол-Жан Гийом - чемпион мира! Братцы, я был на седьмом небе! Там-то я впервые увидел, что многие профи принимают не только анаболитики. Они во всю используют мощнейшие психостимуляторы, которые, буквально, "взрывали" их мозги! Потом из-за вздрюченного состояния они глушили пачками успокаивающее, потому что никак не могли ночью уснуть.
Многие принимали кокаин перед тренировкой. Я сразу решил, что все это не для меня. С наркотиками я не мог связываться по принципиальным соображениям. Я знал, что из такой "ямы" я уже не смогу выбраться.
А вот если кто-то из так называемых "дилеров" предлагал мне тестостерон, я прыгал от счастья. Я, действительно, шизанулся -я начал считать прием анаболиков нормой культуриста. В самом деле, с анаболиками тренировочные веса росли как в сказке. Я играл чудовищными весами, почти их не ощущая, вызывая пораженное изумление окружающих. Благодаря анаболикам я почувствовал себя суперменом, который не знает себе равных.
Я начал один за другим выигрывать турниры. На юге США я собрал все титулы как в тяжелом весе, так и в абсолютной категории. Я начал верить, будто то, чем я занимаюсь, и есть настоящий бодибилдинг. Анаболики и тренинг стали в моем сознании неразрывны. Я просто рассмеялся в лицо тому, кто начал бы убеждать меня отказаться от стероидов!
Земля обетованная. В году пришла пора переезжать в Калифорнию. Надо было довести свою спортивную карьеру до логического завершения. Только здесь я мог вступить в борьбу за титулы, которые считаются в бодибилдинге главными. Колода снова была в раздаче: меня окружали легендарные "качки", с которыми мне предстояло соревноваться.
Я был знаменит на Юге. Но теперь я должен был доказать себя заново. Для меня это означало одно: несмотря на больную печень, надо было увеличить прием стероидов! Сказать по правде, я был подавлен размерами тех ребят, с которыми столкнулся в Калифорнии.
Но нет худа без добра - это заставило меня глубоко залезть в вопросы питания и тренинга. Имея солидную образовательную базу, я помногу часов проводил в библиотеке, изучая специальную литературу. В итоге я накопил огромный объем информации, которой охотно делился с другими. У меня появилась слава всезнайки, да к тому же я совершил самое на стоящее открытие в области тренинга.
Представьте, именно я придумал тренировать одну мышечную группу в день. Продвинутые "качки", которые переняли мою систему, были от нее в восторге, и у меня появилось что-то вроде славы знающего методиста. Короче, я стал "фигурой" в калифорнийском мире. И потому оказался в ловушке. Тут нужно небольшое отступление, иначе многие попросту меня не поймут.
Дело в том, что переход в профессионалы накладывает на спортсмена ответственность в "тусовке". Когда ты выиграл какой-то значительный турнир, а потом еще и еще один, ты становишься эдаким героем, от которого все начинают ждать все новых и новых побед. А это означает, что ты должен больше и больше тренироваться с выпученными глазами!
Вот такой закон царствует в мире проффи: если ты стал большим, то все будут ждать, что ты станешь еще больше. В итоге ты перестаешь принадлежать самому себе, ты начинаешь жить так, как хотят от тебя другие. Вот и мне, чтобы остаться в числе самых "крутых", надо было быть все больше сильнее и венознее. В этой безумной гонке только стероиды могли помочь не сойти с дистанции.
Статус серьезного "качка" - это его титулы.
